Именно тогда, в тридцать пятом, главный конструктор «мерседесов» доктор Ганс Нибель решил усовершенствовать двигатель модели Mercedes-Benz 170v и полностью изменить ходовую часть машины. Вскоре была создана Х-образная рама с двумя поперечными полуэллиптическими рессорами независимой передней подвески и цилиндрическими пружинами задней. Что же касается двигателя, то Нибель, оставив прежний диаметр цилиндров 72,5 мм, уменьшил ход поршня со 100 до 90 мм, а количество цилиндров увеличил с четырех до шести, доведя рабочий объём до 2229 куб.см. Уменьшение хода поршня позволило с 3200 до 3500 увеличить число оборотов, а изменение формы поршня сократило объем камеры сгорания, в результате чего степень сжатия не только не снизилась, а наоборот повысилась с 6 до 7,25 единиц. Все это вместе привело к росту мощности до тех самых 55 л.с.
Шеф Штирлица бригаденфюрер Вальтер Шелленберг как-то раз рассказывал историю о том, как в мае того же тридцать пятого года главный дизайнер «Мерседеса» Герман Аренс, перекупленный в свое время у «Хорьха», и шеф мерседесовской гоночной команды Альфред Нойбауэр встретили в Монако на Гран-при отца и сына Бугатти. Все они обожали вкусно поесть и продолжили встречу в ресторане. Узнав о кризисе дизайна нового «Мерседеса», Этторе Бугатти предложил сыну помочь господам из Штутгарта, и Жан Бугатти тут же на ресторанной салфетке набросал эскиз будущего седана. «Действительно, – подумал тогда Штирлиц, – форма форточек бессквознячной вентиляции очень уж напоминают творческий почерк Бугатти-младшего».
Новый Mercedes-Benz 230 был представлен на Берлинском автосалоне в феврале 1939 года. Машина первоначально предполагалась только на экспорт, и Штирлицу, бывшему тогда еще штурмбанфюрером, приходилось ездить на «Адлере» модели «Стандарт». Но грянула новая мировая война, и всё, что предполагалось на экспорт, пришлось пустить на внутренний рынок. Именно тогда Штирлицу и удалось приобрести этот замечательный автомобиль, и вот уже пять лет он наслаждался ездой на одном из лучших образцов автомобильной промышленности ставшего для него за много лет родным Германского Рейха.
Штирлиц отпустил педаль, и сухое однодисковое сцепление Comet-Mecano соединило двигатель с четырехскоростной коробкой передач. Машина плавно тронулась с места, и Штирлиц, не спеша, поехал на Инвалиденштрассе, к музею природоведения. Ехал он медленно, кружа по улицам, перепроверяя на всякий случай, нет ли за ним хвоста. Расположенное очень низко сиденье водителя и толстые передние стойки кузова сильно ограничивали обзор.
Mercedes 230 с кузовом типа пулльман-лимузин, стоивший 6725 рейхсмарок, в отличие от своего собрата Mercedes-Benz 540 К, не пользовался успехом ни у кинозвезд, ни у спортсменов, ни у крупных функционеров НСДАП. 230-й стал автомобилем для среднего германского обывателя, хорошо сконструированный и добротно сработанный. Именно на таком автомобиле и должен был ездить инженер с химического народного предприятия имени Роберта Лея господин Бользен.
Характерное для всех «Мерседесов» той поры рулевое колесо с четырьмя спицами и фирменным знаком на кнопке звукового сигнала приятно ласкало ладони. Стрелка спидометра, проградуированного до 160 км/ч и расположенного на щитке, окантованном планками из полированной древесины, застыла на отметке «4» – цифры от «2» до «16» обозначали десятки километров.
И тут Штирлиц, машинально посмотрев в зеркальце, удивленно присвистнул: тот «вандерер», что пристроился за ним на Фридрихштрассе, продолжал неотступно идти следом. «Ничего страшного, – успокаивал себя штандартенфюрер, – это обыкновенная паранойя. У разведчиков такое бывает. Вот окончится война, напишу Шелленбергу рапорт об отставке и махну на Волгу. Давненько я там не рыбачил. А может, сдают нервы? Тоже, между прочим, резонное объяснение. Надо проверить». Как это проверить, он знал еще с детства: «Когда кажется, креститься надо», – любил говаривать его дед.
Удерживая руль левой рукой, правою Штирлиц сложил щепоть и размашисто начал себя крестить, коснувшись сперва «мертвой головы» на своей фуражке, затем пряжки ремня с надписью «Meine Ehre heisst Treue», заменяющей эсэсовцам общеармейский девиз «Gott mit Uns». И тут он замялся, соображая в какую сторону следует ему креститься: с левого плеча на правое, как католику Штирлицу, или с правого на левое, как православному Исаеву. В конце концов, он перекрестил себя по-армянски и тут же снова взглянул в зеркальце – черный «вандерер» не отставал.
«Значит, это не паранойя», – подумал Штирлиц и решительным движением руки включил овердрайв. Скрипнув синхронизатором, включилась четвертая повышающая передача, и черный 230-й Мерседес на 118-километровой максимальной скорости понесся к Александерплац, потом повернул к Бергштрассе, мимо кладбища, вывернул на Ветераненштрассе. Там Штирлиц оглянулся и понял, что хвост отстал. Штирлиц сделал еще один контрольный круг и затормозил около своего любимого ресторанчика «Грубый Готлиб». Истошно завизжали колодочные тормоза, и автомобиль, вильнув напоследок покатым задом багажника, остановился у входа в пивную. Вдоволь нахлебавшись баварского пива, по пути домой Штирлиц остановил машину у озера. Он не видел в темноте озера, но знал, что оно начинается там, за этими соснами. Он любил приезжать сюда летом, когда густой смоляной воздух был расчерчен желтыми стволами деревьев и белыми солнечными лучами, пробившимися сквозь игольчатые могучие кроны. Он тогда уходил в чащу, ложился в высокую траву и лежал недвижно часами. Но сегодня Штирлиц был не настолько пьян, чтобы часами недвижно лежать на траве. Да и уходить вглубь чащи, ввиду наступившей темноты, не было теперь никакой необходимости. Поэтому, постояв с минуту у дерева, глядя вверх, на крупные звезды, которые издевательски подмигивали ему сквозь верхушки сосен, Штирлиц застегнул штаны и, сделав пешком небольшой круг, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, сел в машину. Выдвинув красный флажок с лампочкой из левой центральной стойки, он проинформировал едущих по дороге о намерении повернуть налево, и неожиданно для всех повернув направо, поехал домой в Бабельсберг.
